Многих в Армении охватывает чувство неполноты – каждый раз, когда приходится держать в руках армянские книги или слышать музыку армянской речи. От того, что незнакомы ни орнамент букв, ни мелодия звуков, ни песнопения армянской Литургии. От того, что богатство словесного наследия в Армении везде: в церковной службе и в говоре рабочего люда, в глазах крестьян и художников, в фильмах Параджанова и Пелешяна. И потому Слово в Армении больше чем оружие. Утраченные земли, прерванные жизни, далекий Ковчег восстают в вечном возвращении Слова, и несть конца армянской истории.
        И как не быть особенно благодарным Науму Гребневу, открывшему русскому читателю скорбные песнопения Григора Нарекаци, монаха, за год до своей смерти закончившего великий труд – книгу, впоследствии ставшей для народа вровень с Псалтирью Давида:

        ...Не дай мне лишь стенать, а слез не лить,
        В мучениях рожать и не родить,
        Быть тучею, а влагой не пролиться,
        Не достигать, хоть и всегда стремиться,
        За помощью к бездушным приходить,
        Рыдать без утешенья, без ответа,
        Не дай мне у неслышащих просить,
        Не дай, Господь, мне жертву приносить
        И знать, что неугодна жертва эта,
        И заклинать того, кто глух и нем.
        Не дай во сне иль наяву однажды
        Тебя на миг увидеть лишь затем,
        Чтоб не утолить моей извечной жажды...

        Братьям по вере, принявшим христианство в далеком 301 году от Рождества Христова, выпал суровый крест изгнаний и мученичества. Столетие за столетием народ, вытесняемый с плодородных равнинных земель в горы, вырезаемый сотнями тысяч, учился терпению и труду. Будучи окруженным недругами, на кого может надеяться человек? Кому приносить жертву? С какой крепостью выпевать Символ Веры, слово в слово повторяющий православный?
        Для многих станет откровением тот факт, что на протяжении всей своей истории армяне никогда не поднимали оружие против русских. И теперь зачастую нет-нет, да и услышишь "У нас с вами один царь. Царь наш – Путин". И если мы для них друзья, то кто они для нас и что такое наше общее "царство"?
        Развал Союза изменил Россию, но еще больше изменил Армению. Беда, которая не приходит одна, привела с собой ужас декабрьского землетрясения 1998 года, а затем и войну. Войну, проиграть которую армяне не могли – настолько сильным в единении стал народ. Годы противостояния безоружных солдат против азербайджанского ОМОНа и советских войск, введенных Горбачевым с целью поддержания режима "особого управления", ознаменовались погромами в Сумгаите и Баку, выселением армян из карабахских сел и непрекращающимися обстрелами Степанакерта.
        В те времена на сопротивной стороне воевали русские... Разные русские... Были и такие, о которых вспоминают с благодарностью, как например о летчиках, бомбивших Мачкалашен. По словам Павла Аветисяна, старосты села, бомбы сбрасывали по окраине: "Самолеты нас бомбили. Ни в один дом не попали, будто нарочно. Думаем, это русские летчики были". Были и те, которые по окончании службы в вооруженных силах переходили на сторону армян, были и казаки... Были такие, которые старались препятствовать резне и защищали и армян, и азербайджанцев. Но были и те, кто воевал "за азеров, за деньги". "Русских солдат мы не осуждаем, они служили по приказу".
        В ночь на 9 мая 92-го карабахцы взяли Шуши, год спустя – Агдам, и постепенно война стала сходить на нет. Вокруг Арцаха образовалась территория безопасности, формально входящая в состав Азербайджана: пустынная, отчужденная земля, жить на которой особо не стремятся. "Чужого нам не надо." – слова, которые часто можно услышать в Армении. Казалось бы, разъяренный народ, исполненный обиды за насилия и убийства, будет мстить, не разбирая, но нет – в Агдаме нетронутой стоит мечеть.
        Мертвым городам и селам, заброшенным домам не суждено вскорости подняться из руин; находиться на территории до сих пор небезопасно: земля, несмотря на деятельность HALO TRUST, насыщена минами, а те немногие, кто решается жить в подобных поселениях, обитают во времянках, без воды и электричества, ходят по земле с осторожностию и мечтают о хозяйстве в обустроенной деревне. У главы семьи Гарника (вернее, двух семей: жить, помогая друг другу, – легче), живущего десять лет во времянке с буржуйкой посередине, планы перебраться в здоровое село осуществятся в следующем году: в Вазгенашене дают дом и землю. "Нормально жили. Красиво здесь было. Потом случилось все это. Зачем эта резня пошла?" – воевать не желали, но не воевать не могли, – "Когда взяли, подожгли их дома, они ушли. А зачем они нас резали? Тут агроном был, тринадцатилетнему мальчику горло перерезал. Суд был купленный, оправдать его собирались. Армяне узнали, сожгли его заживо".
        Память о войне еще долго будет держаться, взаимной не-любви не один век. Вряд ли возможно искоренить исторические обиды, а то и ненависть, враз, махом, по-советски грубо, как при Горбачеве. Война окончена, но мира нет, и кто знает, не вспыхнет ли огонь с новой, более страшной силою: оружия с тех пор накопилось много, оружия совсем иного качества.
        Нынче в Армении тихо. Диаспора и благотворители строят дороги и гостиницы, в Арцах , пока помалу, приезжают туристы. В Гандзасаре стараниями Левона Айрапетяна восстановлен древний монастырь Ованеса Мкртича (Иоанна Крестителя), в усыпальнице которого по преданию хранится глава святого, готовятся к открытию первой в Арцахе семинарии (две действуют на территории Армении – в Эчмиадзине и на Севане). Диаспора значит для армян очень много: тот же Левон Айрапетян помимо монастыря в родном селе Ванк построил деревообрабатывающую фабрику, чем обеспечил работой местных жителей, строит новую школу. В Ванке на 1500 жителей 280 детей – цифра немыслимая для русского села, если не считать русское село Фиолетово под Дилижаном, где 35% населения составляют дети до 16 лет. Каждому новорожденному в Ванке от Левона Айрапетяна причитается подарок – 500 долларов.
        Трудолюбию армян можно позавидовать: в сельских хозяйствах счет на коров, коз, овец идет на десятки, птицы без числа, в домах на столах свой сыр, хлеб, овощи, вино; разве что кофе, без которого армяне не могут жить, покупается в магазинах.
        Русский язык не считается государственным, но входит в обязательную школьную программу. В Ванке с улыбкой рассказывают о народном "бунте", возникшем после того, как чуть не отменили преподавание русского.
        В Степанакерте русских до десяти процентов населения, в планах общины строительство православного храма. Пока же, по словам отца Минаса, настоятеля местного храма в Степанакарете, русские приходят молиться в небольшой храм Армянской Апостольской Церкви, находящийся в помещении городского театра.
        Нынче в Армении тихо. Нет, Гюмри еще не оправился от содрогания земли, а в памяти Арцаха много отдано войне... Но мне бы очень не хотелось, чтобы кто-нибудь нарушил эту тишину...

Александр Шумских